Книги Виктории Кинэвард
Виктория Кинэвард
Рассказ «Монолог неизвестной актрисы»
Об авторе и рассказе
Виктория Кинэвард — поэт, писатель, художник, оккультист, мистик, философ, композитор, певица, актриса. Представитель русского символизма XXI века. Кинэвард родилась 8 мая 1995 года в Москве.
По образованию - актриса музыкального театра,
по призванию - поэт, писатель и художник.
«Монолог неизвестной актрисы» это одно из самых ранних произведений Кинэвард, которое было написано автором во время студенческого периода. Сюжет разворачивается вокруг неизвестной актрисы, которая служит в одном из московских театров в начале XX века. Рассказ является своеобразной притчей, которая напоминает читателю о том, что нельзя отчаиваться и терять веру в лучшее.
Рассказ входит в цикл «Театральные истории».
МОНОЛОГ НЕИЗВЕСТНОЙ АКТРИСЫ
Она экспрессивно зашла в гримерку, а точнее влетела в неё, как опаздывающая на шабаш ведьма, громко хлопнув дверью и прислонившись к стене, медленно выдохнула…
— Ненавижу этот театр. — закатив глаза к потолку, сказала актриса вслух самой себе, словно её кто-то слушал — Театр это место, где превозносят лицемерие и эгоизм. Это змеюшник… Озеро с крокодилами!.. Хотя нет… — она щёлкнула пальцами, будто что-то вспомнив — Змеи лучше людей! И крокодилы… И акулы, даже не смотря на то, что последние — кровавые хищники. Но… Они просто совершают естественную пищевую цепь, круговорот в природе. Вот и всё. — Актриса, произнесла последнюю фразу очень выразительно, разведя руки в разные стороны, как всегда делала этот жест, когда кому-то доказывала очевидное. После секундной паузы она оторвала от пола свои яркие зелёные глаза и уставила их на стену так, будто там был зрительный зал. После паузы снова продолжила мысли — Люди… Что я могу сказать о людях… Да ничего хорошего! Ох, это просто невыносимо! Человек это самое страшное существо на планете Земле и самый кровожадный хищник. Вы когда-нибудь видели лису, которая надела на себя кожу человека? Вы когда-нибудь видели крокодила, который держал в зубах сумку из человеческой кожи? Вы когда-нибудь видели свинью, которая ела младенца, у которого было во рту яблоко? Вы когда-нибудь видели, как овцы сдирают с людей кожу? А вы видели где-нибудь, чтобы тигр заставлял человека прыгать с тумбы на тумбу в цирке? Вы видели когда-нибудь оленей, которые отстреливают людей ради развлечений? Вы видели оленя, который отрывал у человека голову и вешал её на стену в своём доме для украшения? Нет! И никто никогда не увидит. Зато мне пришлось видеть, как старая женщина хвасталась лисьей шубой. Голова бедной лисы безвольно лежала на плече этой дамы, которая радовалась трупу, который украшает её старческую шею. Мне горько видеть мертвых поросят, которые лежат на столах и позорно держат в зубах яблоко. Мне пришлось видеть, как группа молодых охотников отстреливала мирных оленей ради того, чтобы отрезать их рога и повесить в своих жилищах. Как богатый мужчина выстрелил в медведицу, у которой были маленькие медвежата, а потом он позировал рядом с истекающим кровью телом, перед рисующим портрет художником. И он улыбался. А мне больно видеть мертвых животных, в то время, как человечество с удовольствием смотрит на смерть и смакует её зловонное дыхание каждую минуту. Человек это единственное существо, которое любит извращения и наслаждается видом звериной смерти. — закончила вслух она. Глубоко выдохнув, она медленно подошла к трюмо, отодвинула стул и экспрессивно скинула с себя короткое легкое манто алого цвета и бросила его на деревянную спинку. После этого актриса сняла лайковые бордовые перчатки, серьги, жемчужные бусы и села перед блестящим овальным зеркалом, выпуская шпильки из золотистых вьющихся волос.
— Ну и ну. — горемычно покачивая головой, сказала вновь вслух актриса — Я уже давно закончила театральный институт, уже как десять лет выступаю на сцене самого модного театра столицы, но до сих пор не получила роли, где слов больше чем у статиста! Неужели это справедливо? Какого чёрта я должна играть немую аристократку? У меня же великолепное меццо-сопрано! — последние слова она произнесла с комом в горле. Казалось, что сейчас крупные слёзы будут литься рекой по её щекам.
Актриса расчесывала пышную копну волос и трагично рассматривала ранние мимические морщины.
— Ну и что это такое?, — спросила она громко вслух, уже не разговаривая сама с собой, а так, будто находилась на сцене. Актриса принялась яростно стирать салфеткой, смоченной косметическим молочком, ненавистную ей пудру цвета охра, румяна, тушь, розовые тени и вишневую губную помаду.
— Ненавижу этот грим! — заявила актриса своему отражению — Ненавижу эти туфли! И кто придумал такую неудобную обувь? — Всё это она говорила даже не себе, а в пустоту, представляя невидимых слушателей.
К слову добавить, ярые театралки в сей момент, сидевшие в зале и глазеющие на сцену в бинокли, даже вообразить себе не могли, что в одинокой пятиметровой гримерке сейчас идёт монолог куда уж лучше и правдоподобней! И никто не мог представить.
Потому что актрису эту, всё время пытались задвинуть куда-нибудь подальше, чтобы не мозолила глаза неудавшемуся актеру — режиссёру, хореографам-постановщикам — неудавшимся танцорам и им же подобным. Актриса раздражала всех своей красивой внешностью, голосом и другими талантами.
Зависть в театре всегда преследует лишь талант и сжирает его как змея кролика. Талант это очень хрупкая вещь, которую можно легко разбить и сложно восстановить. Помочь сохранить талант способен лишь любящий человек… Но у этой актрисы не было ни любви, ни ролей, ни веры во что-либо! Поэтому никто не смог остановить талантливую актрису от дальнейшего рокового решения — ни боги, ни человек, ни провидение…
— Ужас! — продолжала актриса, рассматривая себя в зеркале и одновременно доставая из кожаной сумочки бутылку портвейна — Рожа страшнее войны! Куда это годится? — она открыла непочатую бутылку, достала какой-то пыльный стакан из ящика и затем вылила содержимое — Да утонут слёзы в стакане, как утонули люди в 1912 году на знаменитом корабле! — после этой фразы она смачно выпила, опустошив емкость до последней капли и затем наливала ещё и ещё…
В это время второе действие завершалось и на сцене шли финальные сцены, которые сопровождались музыкой без слов Ежи Петербужского «Цветущий май» из патефона. Эхо разносилось по всему театру через рупоры и проникло сквозь стены к одурманенной актрисе.
— Слышали? — она криво улыбнулась и приложила ладонь к правому уху — Какая музыка! — подпевая патефону, она опустошила четвёртый стакан и сказала, повернувшись к стене напротив, будто там находился зрительный зал. — Что смотрите, черти? Да я в тысячу раз лучше них! Ну чем, чем я хуже?! — на секунду она представила, что перед ней сидит режиссёр — Ну что, дармоед? Не надоело ещё? Где роли, морда твоя поганая? У самого ролей не было, решил на мне отыграться? — актриса сделала ещё пару глотков, затем подвинула стул так, как если бы находилась на авансцене. Она отчетливо представила себе всю актерскую труппу, их ненавистные лица, ужасного режиссёра, подлого помощника режиссёра и глупого директора этого театра, — День добрый! — обратилась она к воображаемому залу — Что смотрите?.. Как же я вас всех ненавижу!… Особенно тебя, тебя и тебя! — она тыкнула пальцем сначала в режиссёра, потом в помощника режиссёра, а точнее в помощницу. Зетем палец «устремился» к директору и актрисе Пушкиной. Она, надобно заметить, не имела никакого отношения к Александру Сергеевичу, а просто нагло взяла его фамилию. — Что смотришь, Пушкина? Завистница! Сколько же подлости в тебе… Женская зависть страшнее укуса змеи… А месть?… Женская месть опаснее выстрела из ружья. — заключила актриса и налила шестой стакан портвейна — Нет, я не понимаю! — громко воскликнула она, хлопнув себя по ноге от досады — Не разумею я! Почему жизнь так не справедлива? Почему одним достаётся всё, а другим ничего? Я так хочу играть роли цариц, богинь, роковых красавиц! А вынуждена играть каких-то немых аристократок, которые стоят одну минуту на сцене, а всё остальное время пребывают в темноте кулис… Разве для этого я пять лет потратила на изучение книг «Моя жизнь в искусстве» и «Работа актера над собой»? … А я работаю как конь между прочим!.. Пашу тут. Да! — актриса вылила оставшееся содержимое бутылки — А что бы сказал мне Константин Сергеевич? — на мгновение она представила себя мэтром, заговорив почти басом — Ох, душенька! Какие ваши годы! Уходите из этого вашего дрянного театра к нам, я приготовил для вас роль Дездемоны! Вы такая хорошая актриса, гений начала двадцатого века! Чудо, а не актриса! Э-э-эх… — она снова заговорила своим привычным голосом и трагически вздохнув, положила подбородок на кулак. Слушая фокстрот, который эхом доносящился из патефона, она размышляла о своей неудавшейся жизни.
— А что? Разве я не гениальна? — внезапно обратилась актриса к воображаемому режиссеру — …Нет?! — в негодовании взвизгнула она, словно представляя, что тот ей так бы и ответил, задай она этот вопрос ему лично. — Да иди ты к чёрту! Я так и знала! Я — актриса! А ты жалкий режиссёр… Что ты умеешь? Постановки бездарные! Сверхзадачи перед актёрами ставить не умеешь. Режиссёр из тебя как из меня вождь Мурси в Эфиопии! Правильно? Я же права? Как вы считаете? — теперь она обращалась к «зрителями» — Да! Я тоже так думаю! Я права! Пусть идёт в тёмный лес и там вешается на ветке берёзовой. И все они пусть туда идут…
Актриса, слегка качаясь, встала со стула и бросила стакан на пол, который вдребезги разлетелся по гримерке.
— Как же я устала… — заявила она валяющимся осколкам. Её глаза стали двумя озёрами, в которых утонула надежда на спасение от страданий. Она посмотрела на осколки и философски заметила: — Планета Земля это рассадник зла, похоти и зависти. Рождённый здесь обречён на вечные муки, борьбу с совестью и с собственными инстинктами. И жизнь хрупка как этот стакан. Разбилась и никогда не склеишь. Никогда…
Потом актриса вновь отчётливо вспомнила последние две недели репетиций, свой плач за кулисами, отчаяние и безысходность: — Неужели я так до конца жизни и буду сидеть без ролей? Неужели… Ах..! — актриса в ужасе вздохнула и приложила ладонь к разгоряченному лбу. Она прикрыла воспалённые глаза и на минуту представила дальнейшие пятьдесят или семьдесят лет: каждый день она просыпается в семь тридцать, чтобы не опоздать на утреннюю репетицию, где будет сидеть на холодных досках сцены, в ожидании своего короткого выхода в роли немой аристократки, больной нищенки или служанки, открывающей дверь гостям в начале пьесы. И так день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, десятилетие за десятилетием — холодное серое утро, холодные доски, ухмылка режиссёра, ухмылка Пушкиной, холодные доски, всем букеты на поклоне, а ей — пустота, всем актрисам красивые бальные наряды, а ей — изношенное за сорок лет красное платье и манто. Всем аплодисменты, миллион восхищений, а ей — тишина и безразличные взгляды. Всем крупные гонорары, а ей — пустой дряхлый кошелек. Всем толпа поклонников, а ей — долгая дорога домой, окутанная сгущающимися сумерками… Потом одинокая зрелость, старость и смерть от горя или кровоизлияния в мозг от долгих рыданий… И, как малоизвестную актрису похоронят её где-то на Ваганьковском кладбище без памятника, а может не похоронят вообще… Сбросят в общую могилу и всё. Внезапно, будто хоровод вокруг неё, закружились эти года в разыгравшемся воображении, закружились страшной каруселью, сомкнувшись в плотное вихревое кольцо, из которого невозможно вырваться…
Судорожные рыдания внезапным потоком, так долго стоявшим в глотке, вырвались наружу сдавленным криком умирающего зверя: — Нет! Нет!! Нет!!! Я не хочу так! — и в одну секунду она поняла, что ничего уже не будет, ни плохого ни хорошего, потому что у неё нет сил больше ждать.
Она откашлялась и посмотрела в «зал» -стену: — Проклят род человеческий и Земля проклята. Нет счастья на этой грязной планете. Не лгите себе, что жизнь удивительна, ибо это не так. Жизнь похожа на плавание в лодке во время шторма — барахтаешься, стараешься не утонуть, но все попытки тщетны. А может быть всё бросить к чёртовой матери? И тогда всё закончится!
В зелёных глазах актрисы мелькнул огонёк безумного торжества: — Да! Я представляю как они все удивятся! И режиссёр с ума сойдёт от неожиданности, ведь больше не над кем будет издеваться! Будут меня обсуждать, а мне, пардон, уже всё равно! Вот такой казус.
Она подошла к трюмо, выдвинула ящик, откинула какую-то серую тряпку и достала… Маленький револьвер системы Нагана: — Извини, отец, но я твой подарок использую иначе. — сказала актриса и, отойдя от стула, встала на воображаемой авансцене…
Страшный диссонанс мог испугать кого угодно — весёлый фокстрот на фоне чудовищной трагедии талантливого человека. Весёлая незатейливая музыка, аккомпанирующая смерти — это ли не ужас?
— Вся моя жизнь это сон. Бесконечный кошмарный сон. Мне всё кажется, что я сейчас проснусь, но я не пробуждаюсь. Словно это сонный паралич длинною в жизнь. Хватит с меня боли. Настоящий деятель искусства не может жить без сцены, как человек без кислорода. Я умираю без искусства, мне не дают играть, меня зажали в угол, меня убили! И знаете, что ещё скажу, оглядывая зрительный зал в последний раз? Самое страшное чувство это разочарование. Когда ты разочаровываешься во всём, мир становится пустым и жизнь больше не имеет никакого значения. Едва разочарование проникает в душу, тело становится пустым сосудом, потому что разочарование, как змея, пускает свой яд и душа умирает. И нет противоядия против этого. Нет лекарства от этого страшного чувства. Как защитить свою душу от разочарования? Никак, увы. И самое ужасное, что разочарование преследует великие умы и творческие хрупкие души… Хватит, товарищи! Довольно разочарований! Долой несправедливость! — обратилась она к воображаемым зрителям — Я наконец-то ухожу туда, где нет места для боли и отчаяния… Смерть отомстит всем за всё.
Внезапно дверь гримерки распахнулась и появились настоящие зрители — взволнованный режиссёр, рядом с ним импозантный мужчина в дорогом тёмно-синем костюме и молодые актрисы, застывшие в дверях от громкого резкого выстрела: Бах!…
Чистые бежевые стены обагрились кровью, которая тёплыми каплями стекала на пол. Пуля прошла насквозь и часть плоти оторвалась и упала рядом с мёртвым телом. Страшный крик вошедших пронёсся по всему театру как вой тревожной сирены…
Под громко играющий веселый фокстрот «Цветущий май», так и не выключенный, скорая помощь выносила на носилках труп в шелковом ярко-красном длинном платье, а вместе с тем огромный потенциал, жизнь и несостоявшуюся судьбу великой актрисы. Да, да! Несостоявшуюся. Ведь по роковому стечению обстоятельств, именно в этот день известный немецкий режиссер разглядел в маленькой роли большую актрису и хотел сразу же пригласить её на прослушивание. Но увы, было поздно…
Когда изящное мертвое тело в красивом красном платье грузили в машину, один зритель сказал другому: — Она настоящая актриса. Жила красиво и умерла красиво! Жаль только, что глупость совершила. Зачем убила себя? Да… В который раз убеждаюсь, что если ты хочешь стать сильным, для начала научись контролировать свои эмоции и чувства. Чувства это главные враги человека, потому что именно чувства заставляют совершать глупые поступки. Нужно стать холодным как камень и учиться быть хладнокровным. Тогда жить станет проще. Лучше сердце без чувств, чем бесконечные страдания, приводящие к сумасшествию.
— Да! Согласен. Лишь спокойствие ума и души способно благотворно подействовать на человека. Излишняя ранимость сердца ни к чему хорошему не приводит. Только абсолютное хладнокровие и внутренний покой дарят уверенность в своих поступках, гармонию и независимость от чужого мнения. Когда внутренняя холодность становится незримым щитом, который скрывает от страданий и разочарований, вот тогда гораздо легче воспринимать окружающую действительность. А ещё этой актрисе надобно было верить и надеяться. — говорил второй зритель — Надежда это последняя ветвь, за которую можно схватиться утопающему в болоте жизни. Конечно, надежда это не спасение, но она помогает дождаться помощи.
— Господа, это урок всём нам! — решил высказать свои мысли третий зритель — Нужно ждать всегда и нельзя сдаваться. Ведь чтобы приготовить хороший кофе, нужно время. Чтобы заварить ароматный чай, нужно время. Чтобы взошло солнце, нужно время. Чтобы получить знания, нужно время. Чтобы доехать до определённого места, нужно время. Чтобы получить посылку нужно время. Чтобы стать уважаемым человеком — опять нужно время. Время это король мира и предводитель человеческой судьбы. Время это судья, который оглашает справедливое наказание в срок. Время это палач, который наказывает всех в определённый час. Время это царь Земли и начальник твоей жизни. Многие пытаются обмануть время, бегут вперёд, бояться, что хорошего ничего не будет впереди. Но время знает, когда дать человеку нужное. Нужно довериться древнему временному циклу, а когда придёт нужный час — получить дары, о которых грезила душа.
Так стояли зрители до поздней ночи и обсуждали случившееся.
А иностранный гость, узнав возможную причину гибели от близко общавшихся с ней, философски заметил своему переводчику:
— Да, мой дорогой друг, никогда нельзя отчаиваться, потому что рискуешь сделать это до счастливого случая, именно в тот момент, когда удача собирается постучать в твою дверь.
Автор: Виктория Кинэвард
Виктория Кинэвард — поэт, писатель, художник, оккультист, мистик, философ, композитор, певица, актриса. Представитель русского символизма XXI века. Кинэвард родилась 8 мая 1995 года в Москве.
По образованию - актриса музыкального театра,
по призванию - поэт, писатель и художник.
«Монолог неизвестной актрисы» это одно из самых ранних произведений Кинэвард, которое было написано автором во время студенческого периода. Сюжет разворачивается вокруг неизвестной актрисы, которая служит в одном из московских театров в начале XX века. Рассказ является своеобразной притчей, которая напоминает читателю о том, что нельзя отчаиваться и терять веру в лучшее.
Рассказ входит в цикл «Театральные истории».
МОНОЛОГ НЕИЗВЕСТНОЙ АКТРИСЫ
Она экспрессивно зашла в гримерку, а точнее влетела в неё, как опаздывающая на шабаш ведьма, громко хлопнув дверью и прислонившись к стене, медленно выдохнула…
— Ненавижу этот театр. — закатив глаза к потолку, сказала актриса вслух самой себе, словно её кто-то слушал — Театр это место, где превозносят лицемерие и эгоизм. Это змеюшник… Озеро с крокодилами!.. Хотя нет… — она щёлкнула пальцами, будто что-то вспомнив — Змеи лучше людей! И крокодилы… И акулы, даже не смотря на то, что последние — кровавые хищники. Но… Они просто совершают естественную пищевую цепь, круговорот в природе. Вот и всё. — Актриса, произнесла последнюю фразу очень выразительно, разведя руки в разные стороны, как всегда делала этот жест, когда кому-то доказывала очевидное. После секундной паузы она оторвала от пола свои яркие зелёные глаза и уставила их на стену так, будто там был зрительный зал. После паузы снова продолжила мысли — Люди… Что я могу сказать о людях… Да ничего хорошего! Ох, это просто невыносимо! Человек это самое страшное существо на планете Земле и самый кровожадный хищник. Вы когда-нибудь видели лису, которая надела на себя кожу человека? Вы когда-нибудь видели крокодила, который держал в зубах сумку из человеческой кожи? Вы когда-нибудь видели свинью, которая ела младенца, у которого было во рту яблоко? Вы когда-нибудь видели, как овцы сдирают с людей кожу? А вы видели где-нибудь, чтобы тигр заставлял человека прыгать с тумбы на тумбу в цирке? Вы видели когда-нибудь оленей, которые отстреливают людей ради развлечений? Вы видели оленя, который отрывал у человека голову и вешал её на стену в своём доме для украшения? Нет! И никто никогда не увидит. Зато мне пришлось видеть, как старая женщина хвасталась лисьей шубой. Голова бедной лисы безвольно лежала на плече этой дамы, которая радовалась трупу, который украшает её старческую шею. Мне горько видеть мертвых поросят, которые лежат на столах и позорно держат в зубах яблоко. Мне пришлось видеть, как группа молодых охотников отстреливала мирных оленей ради того, чтобы отрезать их рога и повесить в своих жилищах. Как богатый мужчина выстрелил в медведицу, у которой были маленькие медвежата, а потом он позировал рядом с истекающим кровью телом, перед рисующим портрет художником. И он улыбался. А мне больно видеть мертвых животных, в то время, как человечество с удовольствием смотрит на смерть и смакует её зловонное дыхание каждую минуту. Человек это единственное существо, которое любит извращения и наслаждается видом звериной смерти. — закончила вслух она. Глубоко выдохнув, она медленно подошла к трюмо, отодвинула стул и экспрессивно скинула с себя короткое легкое манто алого цвета и бросила его на деревянную спинку. После этого актриса сняла лайковые бордовые перчатки, серьги, жемчужные бусы и села перед блестящим овальным зеркалом, выпуская шпильки из золотистых вьющихся волос.
— Ну и ну. — горемычно покачивая головой, сказала вновь вслух актриса — Я уже давно закончила театральный институт, уже как десять лет выступаю на сцене самого модного театра столицы, но до сих пор не получила роли, где слов больше чем у статиста! Неужели это справедливо? Какого чёрта я должна играть немую аристократку? У меня же великолепное меццо-сопрано! — последние слова она произнесла с комом в горле. Казалось, что сейчас крупные слёзы будут литься рекой по её щекам.
Актриса расчесывала пышную копну волос и трагично рассматривала ранние мимические морщины.
— Ну и что это такое?, — спросила она громко вслух, уже не разговаривая сама с собой, а так, будто находилась на сцене. Актриса принялась яростно стирать салфеткой, смоченной косметическим молочком, ненавистную ей пудру цвета охра, румяна, тушь, розовые тени и вишневую губную помаду.
— Ненавижу этот грим! — заявила актриса своему отражению — Ненавижу эти туфли! И кто придумал такую неудобную обувь? — Всё это она говорила даже не себе, а в пустоту, представляя невидимых слушателей.
К слову добавить, ярые театралки в сей момент, сидевшие в зале и глазеющие на сцену в бинокли, даже вообразить себе не могли, что в одинокой пятиметровой гримерке сейчас идёт монолог куда уж лучше и правдоподобней! И никто не мог представить.
Потому что актрису эту, всё время пытались задвинуть куда-нибудь подальше, чтобы не мозолила глаза неудавшемуся актеру — режиссёру, хореографам-постановщикам — неудавшимся танцорам и им же подобным. Актриса раздражала всех своей красивой внешностью, голосом и другими талантами.
Зависть в театре всегда преследует лишь талант и сжирает его как змея кролика. Талант это очень хрупкая вещь, которую можно легко разбить и сложно восстановить. Помочь сохранить талант способен лишь любящий человек… Но у этой актрисы не было ни любви, ни ролей, ни веры во что-либо! Поэтому никто не смог остановить талантливую актрису от дальнейшего рокового решения — ни боги, ни человек, ни провидение…
— Ужас! — продолжала актриса, рассматривая себя в зеркале и одновременно доставая из кожаной сумочки бутылку портвейна — Рожа страшнее войны! Куда это годится? — она открыла непочатую бутылку, достала какой-то пыльный стакан из ящика и затем вылила содержимое — Да утонут слёзы в стакане, как утонули люди в 1912 году на знаменитом корабле! — после этой фразы она смачно выпила, опустошив емкость до последней капли и затем наливала ещё и ещё…
В это время второе действие завершалось и на сцене шли финальные сцены, которые сопровождались музыкой без слов Ежи Петербужского «Цветущий май» из патефона. Эхо разносилось по всему театру через рупоры и проникло сквозь стены к одурманенной актрисе.
— Слышали? — она криво улыбнулась и приложила ладонь к правому уху — Какая музыка! — подпевая патефону, она опустошила четвёртый стакан и сказала, повернувшись к стене напротив, будто там находился зрительный зал. — Что смотрите, черти? Да я в тысячу раз лучше них! Ну чем, чем я хуже?! — на секунду она представила, что перед ней сидит режиссёр — Ну что, дармоед? Не надоело ещё? Где роли, морда твоя поганая? У самого ролей не было, решил на мне отыграться? — актриса сделала ещё пару глотков, затем подвинула стул так, как если бы находилась на авансцене. Она отчетливо представила себе всю актерскую труппу, их ненавистные лица, ужасного режиссёра, подлого помощника режиссёра и глупого директора этого театра, — День добрый! — обратилась она к воображаемому залу — Что смотрите?.. Как же я вас всех ненавижу!… Особенно тебя, тебя и тебя! — она тыкнула пальцем сначала в режиссёра, потом в помощника режиссёра, а точнее в помощницу. Зетем палец «устремился» к директору и актрисе Пушкиной. Она, надобно заметить, не имела никакого отношения к Александру Сергеевичу, а просто нагло взяла его фамилию. — Что смотришь, Пушкина? Завистница! Сколько же подлости в тебе… Женская зависть страшнее укуса змеи… А месть?… Женская месть опаснее выстрела из ружья. — заключила актриса и налила шестой стакан портвейна — Нет, я не понимаю! — громко воскликнула она, хлопнув себя по ноге от досады — Не разумею я! Почему жизнь так не справедлива? Почему одним достаётся всё, а другим ничего? Я так хочу играть роли цариц, богинь, роковых красавиц! А вынуждена играть каких-то немых аристократок, которые стоят одну минуту на сцене, а всё остальное время пребывают в темноте кулис… Разве для этого я пять лет потратила на изучение книг «Моя жизнь в искусстве» и «Работа актера над собой»? … А я работаю как конь между прочим!.. Пашу тут. Да! — актриса вылила оставшееся содержимое бутылки — А что бы сказал мне Константин Сергеевич? — на мгновение она представила себя мэтром, заговорив почти басом — Ох, душенька! Какие ваши годы! Уходите из этого вашего дрянного театра к нам, я приготовил для вас роль Дездемоны! Вы такая хорошая актриса, гений начала двадцатого века! Чудо, а не актриса! Э-э-эх… — она снова заговорила своим привычным голосом и трагически вздохнув, положила подбородок на кулак. Слушая фокстрот, который эхом доносящился из патефона, она размышляла о своей неудавшейся жизни.
— А что? Разве я не гениальна? — внезапно обратилась актриса к воображаемому режиссеру — …Нет?! — в негодовании взвизгнула она, словно представляя, что тот ей так бы и ответил, задай она этот вопрос ему лично. — Да иди ты к чёрту! Я так и знала! Я — актриса! А ты жалкий режиссёр… Что ты умеешь? Постановки бездарные! Сверхзадачи перед актёрами ставить не умеешь. Режиссёр из тебя как из меня вождь Мурси в Эфиопии! Правильно? Я же права? Как вы считаете? — теперь она обращалась к «зрителями» — Да! Я тоже так думаю! Я права! Пусть идёт в тёмный лес и там вешается на ветке берёзовой. И все они пусть туда идут…
Актриса, слегка качаясь, встала со стула и бросила стакан на пол, который вдребезги разлетелся по гримерке.
— Как же я устала… — заявила она валяющимся осколкам. Её глаза стали двумя озёрами, в которых утонула надежда на спасение от страданий. Она посмотрела на осколки и философски заметила: — Планета Земля это рассадник зла, похоти и зависти. Рождённый здесь обречён на вечные муки, борьбу с совестью и с собственными инстинктами. И жизнь хрупка как этот стакан. Разбилась и никогда не склеишь. Никогда…
Потом актриса вновь отчётливо вспомнила последние две недели репетиций, свой плач за кулисами, отчаяние и безысходность: — Неужели я так до конца жизни и буду сидеть без ролей? Неужели… Ах..! — актриса в ужасе вздохнула и приложила ладонь к разгоряченному лбу. Она прикрыла воспалённые глаза и на минуту представила дальнейшие пятьдесят или семьдесят лет: каждый день она просыпается в семь тридцать, чтобы не опоздать на утреннюю репетицию, где будет сидеть на холодных досках сцены, в ожидании своего короткого выхода в роли немой аристократки, больной нищенки или служанки, открывающей дверь гостям в начале пьесы. И так день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, десятилетие за десятилетием — холодное серое утро, холодные доски, ухмылка режиссёра, ухмылка Пушкиной, холодные доски, всем букеты на поклоне, а ей — пустота, всем актрисам красивые бальные наряды, а ей — изношенное за сорок лет красное платье и манто. Всем аплодисменты, миллион восхищений, а ей — тишина и безразличные взгляды. Всем крупные гонорары, а ей — пустой дряхлый кошелек. Всем толпа поклонников, а ей — долгая дорога домой, окутанная сгущающимися сумерками… Потом одинокая зрелость, старость и смерть от горя или кровоизлияния в мозг от долгих рыданий… И, как малоизвестную актрису похоронят её где-то на Ваганьковском кладбище без памятника, а может не похоронят вообще… Сбросят в общую могилу и всё. Внезапно, будто хоровод вокруг неё, закружились эти года в разыгравшемся воображении, закружились страшной каруселью, сомкнувшись в плотное вихревое кольцо, из которого невозможно вырваться…
Судорожные рыдания внезапным потоком, так долго стоявшим в глотке, вырвались наружу сдавленным криком умирающего зверя: — Нет! Нет!! Нет!!! Я не хочу так! — и в одну секунду она поняла, что ничего уже не будет, ни плохого ни хорошего, потому что у неё нет сил больше ждать.
Она откашлялась и посмотрела в «зал» -стену: — Проклят род человеческий и Земля проклята. Нет счастья на этой грязной планете. Не лгите себе, что жизнь удивительна, ибо это не так. Жизнь похожа на плавание в лодке во время шторма — барахтаешься, стараешься не утонуть, но все попытки тщетны. А может быть всё бросить к чёртовой матери? И тогда всё закончится!
В зелёных глазах актрисы мелькнул огонёк безумного торжества: — Да! Я представляю как они все удивятся! И режиссёр с ума сойдёт от неожиданности, ведь больше не над кем будет издеваться! Будут меня обсуждать, а мне, пардон, уже всё равно! Вот такой казус.
Она подошла к трюмо, выдвинула ящик, откинула какую-то серую тряпку и достала… Маленький револьвер системы Нагана: — Извини, отец, но я твой подарок использую иначе. — сказала актриса и, отойдя от стула, встала на воображаемой авансцене…
Страшный диссонанс мог испугать кого угодно — весёлый фокстрот на фоне чудовищной трагедии талантливого человека. Весёлая незатейливая музыка, аккомпанирующая смерти — это ли не ужас?
— Вся моя жизнь это сон. Бесконечный кошмарный сон. Мне всё кажется, что я сейчас проснусь, но я не пробуждаюсь. Словно это сонный паралич длинною в жизнь. Хватит с меня боли. Настоящий деятель искусства не может жить без сцены, как человек без кислорода. Я умираю без искусства, мне не дают играть, меня зажали в угол, меня убили! И знаете, что ещё скажу, оглядывая зрительный зал в последний раз? Самое страшное чувство это разочарование. Когда ты разочаровываешься во всём, мир становится пустым и жизнь больше не имеет никакого значения. Едва разочарование проникает в душу, тело становится пустым сосудом, потому что разочарование, как змея, пускает свой яд и душа умирает. И нет противоядия против этого. Нет лекарства от этого страшного чувства. Как защитить свою душу от разочарования? Никак, увы. И самое ужасное, что разочарование преследует великие умы и творческие хрупкие души… Хватит, товарищи! Довольно разочарований! Долой несправедливость! — обратилась она к воображаемым зрителям — Я наконец-то ухожу туда, где нет места для боли и отчаяния… Смерть отомстит всем за всё.
Внезапно дверь гримерки распахнулась и появились настоящие зрители — взволнованный режиссёр, рядом с ним импозантный мужчина в дорогом тёмно-синем костюме и молодые актрисы, застывшие в дверях от громкого резкого выстрела: Бах!…
Чистые бежевые стены обагрились кровью, которая тёплыми каплями стекала на пол. Пуля прошла насквозь и часть плоти оторвалась и упала рядом с мёртвым телом. Страшный крик вошедших пронёсся по всему театру как вой тревожной сирены…
Под громко играющий веселый фокстрот «Цветущий май», так и не выключенный, скорая помощь выносила на носилках труп в шелковом ярко-красном длинном платье, а вместе с тем огромный потенциал, жизнь и несостоявшуюся судьбу великой актрисы. Да, да! Несостоявшуюся. Ведь по роковому стечению обстоятельств, именно в этот день известный немецкий режиссер разглядел в маленькой роли большую актрису и хотел сразу же пригласить её на прослушивание. Но увы, было поздно…
Когда изящное мертвое тело в красивом красном платье грузили в машину, один зритель сказал другому: — Она настоящая актриса. Жила красиво и умерла красиво! Жаль только, что глупость совершила. Зачем убила себя? Да… В который раз убеждаюсь, что если ты хочешь стать сильным, для начала научись контролировать свои эмоции и чувства. Чувства это главные враги человека, потому что именно чувства заставляют совершать глупые поступки. Нужно стать холодным как камень и учиться быть хладнокровным. Тогда жить станет проще. Лучше сердце без чувств, чем бесконечные страдания, приводящие к сумасшествию.
— Да! Согласен. Лишь спокойствие ума и души способно благотворно подействовать на человека. Излишняя ранимость сердца ни к чему хорошему не приводит. Только абсолютное хладнокровие и внутренний покой дарят уверенность в своих поступках, гармонию и независимость от чужого мнения. Когда внутренняя холодность становится незримым щитом, который скрывает от страданий и разочарований, вот тогда гораздо легче воспринимать окружающую действительность. А ещё этой актрисе надобно было верить и надеяться. — говорил второй зритель — Надежда это последняя ветвь, за которую можно схватиться утопающему в болоте жизни. Конечно, надежда это не спасение, но она помогает дождаться помощи.
— Господа, это урок всём нам! — решил высказать свои мысли третий зритель — Нужно ждать всегда и нельзя сдаваться. Ведь чтобы приготовить хороший кофе, нужно время. Чтобы заварить ароматный чай, нужно время. Чтобы взошло солнце, нужно время. Чтобы получить знания, нужно время. Чтобы доехать до определённого места, нужно время. Чтобы получить посылку нужно время. Чтобы стать уважаемым человеком — опять нужно время. Время это король мира и предводитель человеческой судьбы. Время это судья, который оглашает справедливое наказание в срок. Время это палач, который наказывает всех в определённый час. Время это царь Земли и начальник твоей жизни. Многие пытаются обмануть время, бегут вперёд, бояться, что хорошего ничего не будет впереди. Но время знает, когда дать человеку нужное. Нужно довериться древнему временному циклу, а когда придёт нужный час — получить дары, о которых грезила душа.
Так стояли зрители до поздней ночи и обсуждали случившееся.
А иностранный гость, узнав возможную причину гибели от близко общавшихся с ней, философски заметил своему переводчику:
— Да, мой дорогой друг, никогда нельзя отчаиваться, потому что рискуешь сделать это до счастливого случая, именно в тот момент, когда удача собирается постучать в твою дверь.
Автор: Виктория Кинэвард
